Стихотворения 1912-1917
В отверстый храм земли, небес, морей Вновь прихожу с мольбою и тоскою: Коснись, о Ночь, целящею рукою, Коснись чела, как божий иерей.
Дала судьба мне слишком щедрый дар, Виденья дня безмерно ярки были: Росистый хлад твоей епитрахили Да утолит души мятежный жар. 31.VIII.15 Василъевское
НЕВЕСТА
Я косы девичьи плела, На подоконнике сидела, А ночь созвездьями цвела, А море медленно шумело, И степь дрожала в полусне Своим таинственным журчаньем… (*372) Кто до тебя вошел ко мне? Кто, в эту ночь перед венчаньем, Мне душу истомил такой Любовью, нежностью и мукой? Кому я отдалась с тоской Перед последнею разлукой? 2.1Х.15
* * *
Роса, при бледно-розовом огне Далекого востока, золотится. В степи сидит пустушка па копне. В степи рассвет, в степи роса дымится.
День впереди, столь радостный для нас, А сзади ночь, похожая на тучу. Спят пастухи. Бараны сбились в кучу, Сверкая янтарями спящих глаз. 2.IХ.15
ЦЕЙЛОН Гора Алагалла
В лесах кричит павлин, шумят и плещут ливни, В болотистых низах, в долинах рек — потоп. Слоны залезли в грязь, стоят, поднявши бивни, Сырые хоботы закинувши на лоб.
На тучах зелень пальм — безжизненней металла, И, тяжко заступив графитный горизонт, Глядит из-за лесов нагая Алагалла, Как сизый мастодонт. 10.IX.15 (*373)
БЕЛЫЙ ЦВЕТ
Пустынник нам сказал: «Благословен господь! Когда я изнурял бунтующую плоть, Когда я жил в бору над Малым Танаисом, Я так скорбел порой, что жаловался крысам, Сбегавшимся из нор на скудный мой обед, Да спас меня господь от вражеских побед. И знаете ли чем, какой утехой сладкой? Я забавлял себя своею сирой хаткой, Я мел в горах нашел — и за год раза три Белил ее, друзья, снаружи и внутри. Ах, темен, темен мир, и чувствуют лишь дети, Какая тишина и радость в белом цвете!» 10.IХ.15
ОДИНОЧЕСТВО Худая компаньонка, иностранка, Купалась в море вечером холодным И все ждала, что кто-нибудь увидит, Как выбежит она, полунагая, В трико, прилипшем к телу, из прибоя. Потом, надев широкий балахон, Сидела на песке и ела сливы, А крупный пес с гремящим лаем прядал В прибрежную сиреневую кипень И жаркой пастью радостно кидался На черный мяч, который с криком «hop!» Она швыряла в воду… Загорелся Вдали маяк лучистою звездой… Сырел песок, взошла луна над морем, И по волнам у берега ломался, Сверкал зеленый глянец… На обрыве, Что возвышался сзади, в светлом небе, Чернела одинокая скамья… (*374) Там постоял с раскрытой головою Писатель, пообедавший в гостях, Сигару покурил и, усмехнувшись, Подумал: «Полосатое трико Ее па зебру делало похожей». 10.IХ.15
* * *
К вечеру море шумней и мутней, Парус и дальше и дымней, Няньки по дачам разносят детей, Ветер с Финляндии, зимний.
К морю иду — все песок да кусты, Сосенник сине-зеленый, С елок холодных срываю кресты, Иглы из хвои вощеной.
Вот и скамья, и соломенный зонт, Дальше обрыв — и туманный, Мглисто-багровый морской горизонт, Запад зловещий и странный.