Волшебница Шалотт и другие стихотворения

Так грачи летят к гнездовьям, поднимая хриплый грай.

Может статься, я утешусь, память надвое разъяв,

И смогу забыть дурное и любить в ней кроткий нрав?

Помню каждое движенье, помню нежные слова,

Помню ту, кого любил я… помню, что она мертва.

Что ж, хранить любовь к умершей — в память о любви былой?

Нет — она и не любила: страсть не выгорит золой!

Утешение? — да к черту! — верно говорил поэт:

«Вспоминать былое счастье в скорби — горше муки нет».

Так не вспоминай же, сердца лишний раз не бередя

В тишине бессонной ночи, под унылый шум дождя.

Муж твой спит, охотой грезя, ты глядишь перед собой;

По стене мятутся тени; тает отблеск голубой.

Что ты видишь в смутном свете? муж — во власти пьяных грез,

Ложе брачное остыло, край подушки мокр от слез.

«Никогда!» — во тьме раздастся шелест иллюзорных лет,

И напев полузабытый тихо зазвучит в ответ.

Чей-то взгляд пронзает полночь — соболезнующий взгляд!

Полно, засыпай! — былого не дано вернуть назад.

Горе облегчит Природа: нежный детский голосок

Зазвенит, опустошая чашу скорби и тревог.

Детский лепет — приговор мне: с ним соперничать невмочь.

Детских пальчиков касанья образ мой изгонят прочь.

О, дитя пробудит нежность и к никчемному отцу!

Плод его и твой, ребенок — дань двойному образцу.

Так и вижу, как под старость, благочинная ханжа,

Ты моралью пошлых истин дочку пичкаешь, брюзжа:

«Чувствам следовать опасно; обольщая и губя,

Страсть сулит лишь стыд и муку…» Презирай сама себя!

Сдашься ты или воспрянешь — не моя забота впредь!

Я вернусь к делам насущным — полно чахнуть и скорбеть!

Но куда же мне податься? Все-то прибрано к рукам!

Всюду — запертые двери; злато — ключ ко всем замкам.

Всякий рынок — переполнен, толкотня — у всяких врат.

Буйное воображенье — вот и все, чем я богат.

Может, пасть на поле брани, в чужеземной стороне,